— Где он, где вонючий чужак в клетчатых заплатах? Сейчас мы проткнём его тухлое пузо. — Напрасная похвальба. Они меня не видели, а если бы и увидели, всё равно не пробили бы стеклоэластик. Потом я услышал:
— Всех забрать в подвал! — Офицер, доказывая своё усердие, решил арестовать побольше, хотя бы и невиновных, поскольку главный подстрекатель ускользнул. Я так и представил себе, как он докладывает “господину”: “Бунт подавлен в зародыше, бунтовщики схвачены, а колдун вынужден был провалиться сквозь землю”.
Для меня, Медлительного, все совершалось мгновенно в этом пылком мире. Едва я услышал слова кибера о подвале, глядь, зал опустел. Только опрокинутые ступы и битые кружки напоминали о происшествии. Да у дверей колесом каталась огневичка, причитая: “Убьют моего желанного, отсекут кудрявую головушку”.
Из причитаний я понял ещё, что рабовладельцы обычно не медлят с казнями, совершают их в ближайший же день, завтра по их счёту, а по моему — часа через полтора.
Дай подумать!
Заварил я кашу, теперь расхлёбывать надо.
Конечно, не надо преувеличивать мою роль, считать, что я один виноват. Бунтовщики идут за подстрекателем, когда им самим невмоготу. От хорошей жизни никто не бунтует. Но всё-таки и я вложил свою лепту, сказал слова против терпения, поселил надежду на помощь моего лазера. И вот результат — их казнят завтра. Хочешь не хочешь, надо действовать.
Справедлив параграф первый: “Наблюдай скрытно…”
Надо действовать, но как? Ну, узников я освобожу, разрежу стены лучом. Может быть, придётся рассечь и нескольких тюремщиков. Да, потом я буду отвечать за нарушение Космического Устава. Ну и пусть отчитывают, пусть наказывают, тут дело о смерти идёт. Заключённых я выручу. Но дальше что? Господа помчатся за помощью в Город. Оттуда пошлют большое войско, это уже целая война, тысячи и тысячи убитых. И смогу ли я обеспечить победу с одним-единственным лазером? Нет, нет, войну я не должен затевать, не имею на это права. Побег приговорённых к казни — вот предел моего самоуправства. Но куда они побегут? Желудок пуповиной привязывает их к лаве, к берегу…
И вдруг у меня мелькнуло: “На самом-то деле, в пустыне тоже есть лава. Она скрыта под каменной коркой, но толщина покрова всего лишь несколько десятков метров. Прорежу я колодец своим лазером? Может быть, и нет. Но вот простое решение — корку можно продавить тяжестью: навалить на неё гору камней, кора треснет, и лава пробьётся наружу. Какого размера делать гору? Вероятно, в несколько десятков метров, едва ли есть большой запас прочности у этого природного свода. Итак, вот в чём моя задача: освободить смертников, увести их в пустыню и научить там добывать лаву, возводя каменные холмы. План составлен. Вперёд, на штурм Бастилии! Хорошо бы, не слишком много пришлось убивать.
А час спустя я уже шагал по пустыне, во главе каравана освобождённых узников, беглых рабов, их жён, детей и престарелых родителей, домашних кнэ, повозок, тележек и всяческого барахла.
Друг мой, терпеливый читатель, горячо желаю тебе никогда в жизни не оказаться в незавидной роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны, лестно-восторженны, но беспомощны, слабодушны и требовательны необыкновенно, требовательны, как юная жена. “Я твоя, — говорит влюблённая, — я пойду за тобой на край света”. Но подразумевает: “Неси меня на руках в свой дворец, что на краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай желания, предупреждай капризы”.
“Мы твои, — говорят обращённые. — Веди нас хоть на край света!” Но подразумевают: “Неси нас в свои райские кущи, корми молоком и мёдом, охраняй, обеспечивай, ублажай!” Почему неси? За что ублажай? “А за то, что мы в тебя поверили и верой оплатили все. Не желаешь ублажать? Тогда будем роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовём лжепророком, побьём камнями”.
Допустим, я был виноват, подстрекал их к бунту, навлёк неприятности. Но даже если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников из тюрьмы, жизнь им спас. Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить! Советую спрятаться в пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем кушать и пить? “Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне”. “Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!”
Так я, неопытный астродипломат, без диплома даже, стал пророком, а также вождём, проводником, генералом, целителем и заодно интендантом-снабженцем по части еды, питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и всего на свете.
Лаву можно было достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы. Но безопасности ради я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города хотя бы километров на триста. Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали через десять минут (по моему счёту). И начали роптать. Захотели есть. Роптали. И ветер застал их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно. Роптали, когда было сухо и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на меня: “Почему не прогнал всех лфэ пустыни?” Старики болели и умирали. “Почему я завёл их так далеко от могил предков?” Молодые любили и женились. “Почему я завёл их в пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено: позвать гостей, поставить угощение?” Рождались дети. Почему в пустыне? Матери роптали. На кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни, побить камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство. Сказали: “Не всех же он казнит. Повинную голову и меч не сечёт. Поучит маленько кнутом, потешит душу и успокоится. Зато позволит жить в своей хижине, накормит кое-как, хоть и не досыта, а с голоду не умрёшь”.
Конечно, господин того селения и прочие господа из Города организовали погоню, захотели вернуть непокорную рабочую силу. Даже мне стало страшновато, когда я увидел тысячное войско, щетину копий, огненный строй щитов и шлемов. Как я оградил свою паству? Все той же гипномаской. “Я пропасть, непроходимая пропасть, края обрывистые, стены отвесные, в глубине чёрным-черно”. Забавно было смотреть, как свирепые воины стояли посреди ровного поля, потрясали копьями, слали проклятия… и с опаской смотрели себе под ноги, где ничего не было, ровно ничего!
Один раз для разнообразия вместо пропасти я заказал маске поток лавы. “Я лава, я светлая лава, соломенно-жёлтая, ослепительно сверкающая, я освещаю скалы, я грохочу, я плыву, переворачивая камни”. Некоторых воинов в суматохе столкнули в эту мнимую лаву. Они дико вопили от воображаемых ожогов. И ожоги действительно появлялись. Ещё один грех на моей совести!
Итак, от погони маска избавила нас. Накормить, увы, не могла. Пробовал я расставить воображаемые столы в пустыне, угостить свою команду воображаемым хлебом. Жевали, чавкали, смаковали, благодарили, вставали из-за столов рыгая. Говорили, что живот набит, больше не влезет ни крошки. Сыты были воображаемым хлебом, но силы он не давал. После двух—трех обманных трапез мои спутники начали падать от бессилия. Пришлось позаботиться о еде всерьёз. Я организовал отряды фуражиров и, ограждая их гипномаской, совершил налёт на берега канала, обобрал все несжатые огороды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
